К вечеру третьего дня они набрели еще на один лесной домишко. Этот был не в пример ухоженней, и сразу видно было, что хозяева, настоящие, а не самопровозглашенные, появляются тут нередко: дрова заготовлены, сено для керов под справным навесом. В кладовой или в погребе, если таковой имеется, наверняка есть и другие припасы.
- Остановимся здесь, - решил Сумрак. - Если появится хозяин...
Ромар напрягся.
- ...извинимся и уйдем.
Голос из-под туманной маски звучал немного устало, но в нем уже не было озлобленности первых дней, и орка это порадовало. А те разбойники... Что ж, может быть, они и заслуживали такой участи.
На дверях висел замок, но выбить дверь Лар не позволил. Обошел вокруг крыльца, выдернул из рассохшихся досок какой-то гвоздик и с его помощью минуты за три разобрался с преградой.
- Я не знал о твоих талантах взломщика, - попробовал пошутить Убийца.
И услыхал в ответ угрюмое:
- Это - не мой талант.
В доме было две небольшие, скромно обставленные комнатки, кухня и кладовка, в которой нашлись мука и крупы. А в камине заранее были сложены дрова. Ромар разжег огонь, и небольшое помещение сразу же стало наполняться теплом. Но он затопил еще и печь на кухне: и чтобы нагрелось быстрее, и чтобы вскипятить воды и сварить чего-нибудь горячего на обед к тому мясу, что оставалось с утра.
Спутник этим хлопотам присоединяться не спешил, даже подбитого мехом плаща не снял, а напротив - укутался плотнее и уселся в пододвинутое к очагу кресло.
- Ты замерз?
- Немного.
Это было странно, так как день сегодня был на удивление теплым и солнечным, да и за время, проведенное в доме, давно можно было бы согреться.
- Сделаю тебе горячего чаю. Тут травы есть: малина, мята... Липа, кажется.
Но прежде выложил на стоявший в комнате стол кое-что из своей сумки.
- Не знал, что ты играешь, - сказал Сумрак, увидев маленькую, похожую на игрушечную гитару.
- Не играю. В подарок купил.
Но гитара его не заинтересовала. Ни гитара, ни стопка чистых листов. Иоллар, тот Иоллар, которого Ромар помнил по Эльмару и редким встречам в других Мирах, ни за что не удержался бы, чтобы провести пальцем по струнам. А бумага и карандаш часто были при нем, и он рисовал, когда обдумывал что-то или просто скучал. Но то был Иоллар. А это - Лар. Сумрак. Он убивает без жалости, открывает замки гвоздем, превращается на глазах в туман, чтобы догнать добычу, как это было на той поляне три дня назад, как это было вчера, когда он охотился на косулю... А еще он мерзнет, сидя у жаркого огня.
- Подожди, сейчас уже вода закипит.
- Что? Ах, да - чай. Я что-то...
Он попытался встать, но тут же тяжело рухнул обратно в кресло.
- Устал. Ничего страшного.
Страшное случилось ночью.
Ромара разбудил какой-то шум. Спотыкаясь впотьмах, он вбежал в комнату, где спал его спутник, и зажег стоявшую на столе свечу. Лар бредил. Бормотал что-то неразборчивое, порою срываясь на крик. Метался по постели, цепляясь побелевшими пальцами за изодранные простыни, оставляя на них алые пятна. Сумрачная тень, скрывавшая днем его лицо, развеялась, и стало видно, что каждый шрам на коже теперь сочиться кровью.
Орк не знал, что ему делать, но все закончилось очень скоро.
- Принеси воды, - попросил Лар, вытирая вновь скрывшееся за туманом лицо тем, что осталось от белой когда-то наволочки. - Попить и умыться.
Убийца не стал спрашивать его, что это было. Наверняка, тот и сам не знал. Принес теплой воды, помог переодеться и перестелить постель и присел в стороне, намереваясь провести рядом с ним остаток ночи.
- Это лишнее, иди. Со мной уже все в порядке. Не думаю, что Судьбе угодно свести меня в могилу, когда я только-только родился заново. Это было бы... несправедливо.
Но Ромар знал, что жизнь полна несправедливости, и остался до утра.
Утро началось с приятного. Открыв глаза, Убийца увидел, что Сумрак уже встал, подбросил поленьев в огонь, отчего тот теперь полыхает так, что языки пламени вырываются из камина яркими змеями, а возрожденный сидит тем временем за столом и, не глядя на рвущееся наружу пламя за своей спиной, тихонечко шуршит грифелем по бумаге. Лица видно не было, но орк мог бы поклясться, что он улыбается.
Но когда Ромар поднялся с кресла, в котором провел ночь и шагнул к столу, Сумрак перевернул лист, пряча рисунок.
- Сегодня еще побудем здесь. Я...
- Тебе нехорошо?
- Лучше, чем было. Но еще не настолько, чтоб ехать. Не хочу доставлять тебе лишние хлопоты в пути. Я вообще не хочу никому доставлять хлопот.
Листок был смят и брошен в огонь.
Больше в тот день он не рисовал, отдав все время изучению своего нового тела и его способностей. Сняв одежду, вышел на поляну перед домом и несколько часов посвятил тренировкам с мечами. Ромар следил за ним с крыльца, как завороженный. Если танец Огненных Клинков, которому он сам учил его когда-то, был красив и опасен, то те трюки что проделывал теперь Сумрак, вызывали куда больший восторг и трепет. Убийца пытался зафиксировать в памяти каждое движение, хоть и понимал, что никогда не сможет не только повторить подобное, но и достоверно рассказать кому-либо об увиденном. Как описать словами стелющийся над землей туман, оборачивающийся вдруг размытой фигурой, из рук которой вырастают крылья-лезвия? В каких выражениях поведать о том, как сжимается сердце опытного война, которому не знаком страх, когда эта фигура, проделав головокружительные выпады и па, сопровождаемые ударами и уколами, вновь рассыпается, чтобы через мгновенье материализоваться там, где никто ее не ждет? Никак. Только смотреть, запоминать... и волноваться, что он опять замерзнет, танцуя на голой земле под срывающимся мелким снежком.